Белый Волк - Страница 85

Я понял: такую фразу трудно не понять. Тем более что прибывший с Жераром переводчик услужливо перетолмачил.

— Ты обознался, франк, — вежливо ответил я по-нормански. — Меня зовут Ульф.

— Жоф, ты что, решил надо мной подшутить? — захихикал Жерар Бернарович. — И, обращаясь к Ивару: — Представь, я-то думал, что он — в Париже, а он здесь! Ха-ха-ха!

Ивар почему-то не улыбнулся. И лицо у него стало — как у кота, завидевшего беспечную птаху.

— Кто — он? — поинтересовался Рагнарсон тоном не предвещавшим ничего хорошего.

— Да он же, он! — воскликнул графенок, тыча в мою сторону пальцем. — Жофруа де Мот! Беллаторе Карла!

Я не знал, что значит беллаторе. Но упоминание меня в совокупности с королем франков меня, мягко говоря, изумило. Я растерялся…

А Ивар — нет.

— Взять этого человека! — скомандовал он, указывая на меня.

Третий день попойки заметно снизил реакцию моих соратников. Да и мою тоже. Зато бойцы Бескостного оказались на высоте.

Я не успел ни за нож схватиться (Вдоводел, как и положено, покоился на оружейной «пирамиде»), ни встать.

Раз! — И меня выдернули из-за стола.

Два! — И мои руки вывернуты и скручены ремнем.

Умение быстро и эффективно повязать противника входит в основной набор скандинавских боевых искусств.

А я все еще ничего не понимал. Графенок — тоже. Переводил мутноватый взгляд с Ивара на меня и силился осмыслить происшедшее.

— Ты видел этого человека среди людей Карла-конунга? — спросил Ивар, нависая над молодым франком.

— Ну да. Я ж и говорю: это Жофруа…

— Достаточно! — отрезал Рагнарсон.

Сузив глаза, Бескостный изучал мою растерянную физиономию так, словно пытался прочесть у меня на лбу некую великую тайну.

К сожалению, на моем челе не было ничего, кроме испарины.

— Уведите шпиона и всё подготовьте! — процедил Ивар. — Я сам буду его допрашивать! — И моим ошарашенным друзьям, тоже ничего не понимавшим, но готовым схватиться за мечи: — Не дурить, хускарлы! Найдите Хрёрека Сокола. Я хочу его видеть!

Несколько наших тут же кинулись к выходу — за ярлом.

А меня поволокли прочь.

Я не отбивался. Всё еще надеялся, что это — шутка.

Однако минут через двадцать стало ясно, что это совсем даже не шутка.

Меня втащили в один из длинных домов ставки Рагнара, содрали одежку и привязали к столбу напротив очага. Проделано всё это было со сноровкой, говорившей о том, что данная процедура парням Ивара отнюдь не в новинку.

Так же привычно был извлечен и разложен пыточный арсенал.

В доме было довольно прохладно, но я вспотел. Нервы.

Правда, я всё еще надеялся, что со мной сначала поговорят, а уж потом начнут резать.

Всё зависело от допросной тактики палачей. Входил ли в то, что Ивар назвал «подготовкой», так сказать, «разогрев» жертвы…

Теоретически я был неплохо подкован в допросной тактике. Я знал, например, что большинство из специалистов форсированного допроса в моем собственном хирде считают, что предварительная обработка жертвы сокращает время получения информации.

Другие полагают иначе. Единой системы нет. Каждый палач подходит к вопросу, так сказать, творчески. За время моего пребывания в викингах я вдоволь наслушался разговоров о том, как следует проводить допросы. Этой «увлекательной» теме посвящалось не меньше времени, чем, скажем, правилам проведения хольмганга. Умение «разговорить» врага считалось настоящим искусством. В нашем хирде были признанные мастера этого дела. Но и любителей тоже хватало. Умение правильно (то есть максимально болезненно и максимально долго) обрабатывать пытуемого входило в здешний «курс молодого бойца».

Но то, что до сего печального момента оставалось для меня теорией, истинные викинги воспринимали очень даже практически. Тем более каждый понимал, что может запросто оказаться и в роли жертвы. Это уж как судьба распорядится. Что есть достойное поведение в этом прискорбном случае, тоже обсуждалось не единожды.

Помните поговорку: «На миру и смерть красна»?

Так вот, каждый скандинавский воин умирал именно «на миру».

Его смерть видели боги. То, как он вел себя в критической ситуации (а что может быть критичнее допроса с применением раскаленного железа), становилось достоянием общественности, передавалось из поколения в поколение и, соответственно, приумножало или приуменьшало славу рода.

Умение же терпеть любую боль, считалось таким же достоинством, как и умение ее причинять.

Увы, я получил совсем другое воспитание и относиться к ожидающим меня пыткам с фатализмом средневекового скандинавского воина не мог. Так что меня очень беспокоило, не начнут ли ребята Ивара пробовать на мне свои палаческие навыки раньше, чем появится кто-то, способный их остановить.

Мне повезло. Мой ярл появился раньше, чем железо накалилось. То есть очень быстро. Влетел в дом, бросил на меня яростный взгляд: «Опять ты!» — и рявкнул на моих палачей так, что те от меня немного отодвинулись. Немного. Палачей не испугал ни мой ярл, ни то, что Хрёрек пришел не один. С ним были Ольбард, Трувор, Ульфхам и, к моему некоторому удивлению, Харальд Щит.

Впрочем, будь с моим ярлом вчетверо больше народу, парни Ивара всё равно не смутились бы. Хрёрек — вождь авторитетный, но они — люди Бескостного. Вот придет Ивар, тогда и разберемся. А пока можно и повременить с порчей моего драгоценного организма.

Отвязывать меня не стали. Да Хрёрек этого и не потребовал. Знал, что палачи заартачатся. А идти на открытый конфликт — себе дороже.