Я протянул кубок за новой порцией, но тут в помещение, вместе с толикой свежего воздуха, вошел Вшивая Борода. Слегка встрепанный, но довольный. И тоже потребовал пива. Ясное дело, ему поднесли первому.
А потом в дом скромно, как мышка, шмыгнула рабыня Медвежонка. Прошмыгнула — и забилась в уголок. Однако Свартхёвди успел ее заметить и не преминул похвастаться приобретением: продемонстрировать, какой цветочек он отхватил.
«Цветочек» покорно подошел к хозяину. Однако личико прятал под шерстяным платком. С чего бы?
Последнее стало понятно, когда Свартхёвди, желавший, чтобы все увидели, какая у него теперь красотка в собственности, и какие чудесные у нее глазки, оный платок сдернул…
И обнаружил, что от былой красоты его рабыни осталась только половина. Вторая половина пряталась под здоровенным фингалом.
Лицо Свартхёвди окаменело.
Он медленно поднялся с лавки. Я увидел, как вздулись жилы на мускулистой шее Медвежонка, и почуял недоброе. Мой друг молчал. И это молчание напомнило мне…
Будь Свартхёвди в ясном сознании, я бы поддержал его в любом случае. Даже если бы он был неправ. Плевать, что против нас было бы трое сильных бойцов (Тюркира со счетов списывать рановато) и толпа челяди. Но я помнил, каков был Медвежонок в гостях у ирландцев. Не дай Бог!
Именно этот страх и подтолкнул меня к действию.
Когда, толкнувшись двумя ногами, он прыгнул назад, через скамью, не глядя цапнул со стены первый попавшийся топор, я всё-таки успел чуть раньше, перехватил руку с оружием и отработанным приемом взял на захват.
Один я бы его ни за что не удержал. Такая силища! Вдобавок боли Свартхёвди не чувствовал и, кажется, даже не понял, что его держат, потому что ринулся вперед, опрокинув здоровенный стол. Сван и Хунди к этому моменту уже успели вскочить и схватиться за оружие, а вот Вшивая Борода тормозил — сказывалось долгое отсутствие практики.
Свартхёвди споткнулся о мебель и упал. Но тут же поднялся (это притом, что я висел на нем, как лайка на медведе) и глухо заревел.
Хускарлы похватали оружие, но… разделились. Хунди — с копьем на изготовку… А Сван — так, чтобы при необходимости это копье отбить и прикрыть Медвежонка. Ах да, они же родственники!
Из оскаленного рта Свартхёвди потекла слюна…
— Берсерк! — истошно завопил кто-то, и челядь с воплями и визгом бросилась кто куда.
Медвежонок наконец заметил, что ему что-то мешает, и стряхнул меня.
Стряхнул удачно. Как раз к кожаному ведерку с водой, только что принесенному кем-то из челяди.
И я, опередив прыжок Медвежонка буквально на долю секунды, выплеснул ледяную воду ему на голову.
И с воплем:
— Хватай его! — снова напрыгнул на Свартхёвди.
Сам бы я его не удержал, но Сван и Хунди кинулись мне на помощь, и втроем мы его кое-как одолели.
К счастью, Медвежонок быстро пришел в себя. Может, вода помогла, а может, безумие еще не успело накрыть его целиком… Словом, он пришел в себя и просипел:
— Ульф, ты? Что, опять?
— Опять, — «порадовал» я его, бросил Свану: — Помоги ему, — а сам, с отнятым у Медвежонка топором, двинулся к хозяину дома.
Вшивая Борода так и стоял, разинув щербатую пасть. Надо полагать, осмысливал то, что произошло.
В руке у него был меч, и при моем приближении он попятился и рефлекторно поднял оружие (надо полагать, выглядел я не очень дружелюбно), но сделал это как-то вяло, и я обухом топора без труда вышиб клинок и, перебросив топор в левую руку, правой, от души, вложившись, с доворотом корпуса, врезал Бороде по роже.
Видно, судьба у меня такая: лупить Рунгердиных женихов.
Тюркира отбросило к стене (даром что весу в нем было раза в полтора больше, чем во мне), где он и отек на пол, не выказывая ни малейшего желания вступить со мной в поединок.
Хунди Толстый попытался мне что-то сказать, но я бросил ему:
— Утром!
Прихватил со стены медвежью шкуру, собственное барахлишко и отправился спать на конюшню.
Запах навоза и сена мне как-то ближе, чем дым очага и вонь блевотины.
За Свартхёвди я не беспокоился. Вокруг него уже хлопотали женщины, поили чем-то горячим… Да и Сван присмотрит, если что.
Устал я что-то от древнескандинавских развлечений. Неплохо бы отдохнуть. Для начала — просто выспаться.
Выспаться у меня — получилось. Но не сразу. Потому что, стоило мне разоблачиться и забраться в импровизированный спальный мешок, как ко мне пожаловала гостья.
Угадайте — кто?
Нет, не угадали. Рабыня Медвежонка, несомненно, ухаживала за хозяином.
Своим вниманием меня почтила хозяйка поместья. Я легко опознал ее в темноте по характерному звяканью ключей.
Что ж, по-своему, это даже справедливо, решил я, и минуток через пятнадцать супруга грубияна и насильника Тюркира охала и повизгивала, изо всех сил пытаясь процарапать дорогой лен моей нательной рубахи.
Вот не могу понять эту специфику мужского организма. Только что казалось — никаких сил больше нет. Упал — и заснул. А стоит пощупать теплую упругую попку — и такая бодрость просыпается… Минут на сорок.
Но нам хватило.
— Будет сын — назовешь Волчонком, — пробормотал я по-русски вслед выскользнувшей из-под шкуры одноразовой подружке…
К утру Свартхёвди практически оклемался. Хорошо покушал. Выслушал извинения от хозяина дома, который (официальная версия) спьяну перепутал чужое двуногое имущество с собственным и совершил преступление стоимостью в сорок граммов серебра.