Белый Волк - Страница 19

Мнительный я стал, однако…

Выходя, Рунгерд прихватила со стола кость с остатками мяса, поманила одного из песиков.

Тот нехотя (жрачки и в доме хватало) потрусил за нами.

Через пятнадцать минут (снегу навалило — надо было лыжи взять) мы добрались до ведьмовской лаборатории.

Рунгерд бросила кость на снег, скомандовала псу: «Вагт!» (Сторожить!) — и откинула дверной полог.

Ах-ха! Первый раз традиционно (у нас уже появились традиции!) наспех. Не раздеваясь, быстрей-быстрей! Прекрасная вдовушка пала пышной грудью на стол, дернула шнурок, отпуская штанишки из мягкой синей шерсти, всхлипнула:

— Скорей! Не медли!

Я и не медлил. Запрокинул подол шубки, платье. Какой вид! Воистину вот она, воплощенная женственность! Широкие, белые, округлые… Ах, как она задрожала, почувствовав мою руку!

— Ну же! — Какой у нее чудесный, возбуждающий голос. — Быст… О-о-о!

И вцепилась зубами в мех, то рыча, то всхлипывая, выгибаясь и содрогаясь, толчками, мне навстречу.

Я ухватил правой рукой сразу обе косы, потянул, запрокидывая ее голову, левой рукой — снизу, за горячий живот, повыше мокрой густой (интимные стрижки здесь не приняты) поросли, и погнал ее, вскрикивающую, стонущую, задыхающуюся, вверх, к той вершине, где небо опрокидывается на землю.

Не скажу, что эта скачка продолжалась долго. Но взобрались мы высоко. Так высоко, что я тоже рычал и хрипел, а косы-поводья дергались в моих руках, как живые… Только местному богу Фрейру известно, как мне удалось не свернуть шею моей страстной возлюбленной.

Воздух в колдовской лаборатории был ненамного теплее, чем снаружи (градусов под десять мороза), но, когда мы в обнимку повалились, нет, рухнули на широкую лавку, нам было чертовски жарко. Надышали, должно быть. Ха-ха!

Впрочем, для викингов холод — ерунда. И женщины у них такие же. Я не викинг, но замерзнуть рядом с раскаленной печкой… Шутите!

Я ласкал груди Рунгерд, чувствуя, как она вздрагивает, слышал ее учащенное дыхание… Но медлил, потому что (вот я какой хитрец!) собирался задать вопрос и услышать на него правдивый ответ раньше, чем жаркая влажная сердцевина страсти стиснет мой… меня. И начисто отнимет способность соображать.

— Плохой сон. Ты видела плохой сон, — прошептал я около спрятанного в меха ушка. — Это правда?

— Правда, — в волшебном голосе Рунгерд я сумел уловить не только желание, но и насмешку. — Очень плохой сон! — Ее рука нашла то, что искала. — Ах, какие вы, мужчины, пугливые! Только что было такое копье, а теперь так… Оселок. Не бойся, мой герой! Сон был плохой, только тебя там не было! — и рассмеялась хрипло. — Какой еще сон может видеть одинокая женщина! Может, приснись ты мне, сон был бы намного лучше! Ну давай же! Пока нас не хватились!

Примерно через час мы снова вышли на морозец. Оставленный на страже пес тут же вскочил и с большим интересом нас обнюхал.

— Домой! — скомандовала ему Рунгерд и, положив руку мне на плечо, объявила: — Каждый раз забываю, какой ты маленький!

Я обиделся, а Рунгерд расхохоталась.

— Это потому, что там, — кивок на лабораторию, — ты казался мне намного больше! Пожалуй, мой великан, я не вернусь к гостям. Не стоит.

Я посмотрел на нее и мысленно согласился: не стоит. Любой мало-мальски опытный человек, глянув на Рунгерд, сразу бы догадался: ох, не магией мы с ней занимались!

— Спать пойду. А ты иди. Скажи всем: у тебя всё хорошо, а я очень устала.

Я так и сделал. Тем более что говорить правду легко и приятно.

Похоже, никто ничего не заподозрил. Только простодушный Свартхёвди, обладавший отличным слухом, сказал:

— Я до ветру ходил, слыхал: вроде стонал кто-то.

— Было дело, — глазом не моргнув, подтвердил я. — Духи, сам знаешь…

Уж не знаю, что именно знал о духах Медвежонок, но он спокойно кивнул и больше к этой теме не возвращался.

А я подумал: прекрасная вдовушка не так уж неправа, когда опасается лишних ушей.

Надо, кстати, у меня в усадьбе лодочный сарай под спаленку оборудовать. Там, правда, рыбой воняет…

Глава девятая,

в которой герой получает подарок, а затем покидает «сельскую глубинку» и возвращается в ставку Рагнара-конунга и его воинства

На следующий день гости разъехались. Но прежде старина Свартхёвди ухитрился помирить меня с Хегином Полбочки. Причем не просто помирить, а сделать нас чуть ли не друзьями. Секрет был прост. Я брал в ученики молодого Скиди. Главная задача учебного процесса — подготовить паренька в работе с холодным оружием, потому что в прочих норманских искусствах вроде плавания и бега на лыжах мой ученик мог бы дать мне приличную фору без риска проиграть.

Я по-быстрому опробовал нового ученика — и решил, что к весне научу его орудовать мечом не хуже Рулафа. А затем мы с Медвежонком представим его Хрёреку, и ярл будет решать, годится ли Скиди в молодые бойцы. В дренги, то есть. Думаю, проблем не будет. Тем более что родословная у парнишки отменная. Хрёрек это любит.

Сговорившись с Медвежонком о скорой поездке в Роскилле, мы с моими бывшими пленниками, а теперь — друзьями отправились в обратный путь.

По дороге я принялся выспрашивать Хегина насчет его мохнатого соседа-йети.

Полбочки сначала удивился, потом, когда понял, что я говорю всерьез, озаботился.

О маленьких йотунах (Интересно, каковы большие? Размером со слона?) он знал намного больше меня и ничего хорошего от «снежного человека» не ждал. С ходу начал меня упрашивать повернуть назад, дабы подключить к решению проблемы Рунгерд.